THE LIVING CHRONICLES
Евгений Викторович Гвоздев
- Какое ваше первое воспоминание?

- Очень тяжело сказать. Наверное, года три мне было, я помню улицу, лето. Куда-то мы с отцом шли и я шел за ним. У отца моего очень длинные ноги, и он шагает очень широко. Я помню, что я не успевал, потому что маленький был. Я бегу и постоянно ною: «Я не успеваю, я не успеваю, я не успеваю»


- Какие были игрушки в вашем детстве, и была ли у вас любимая игрушка?

- Игрушек было достаточно. Я уже post-Soviet generation, поэтому игрушки уже появляться начинали. Любимая игрушка у меня был [смеется] автомат. Я помню, что мне его родители привезли из Европы, качественный автомат игрушечный. Он стрелял такими шариками, и я, естественно, выходил охотиться на друзей и на родственников. Соответственно, был за это часто бит остальными, потому что стрелял я очень хорошо. Потом, когда я уже научился хорошо стрелять, мне купили проапгрейденную версию автомата: он уже был реалистичный. В нем уже были небольшие пинг-понговые шарики, а такие маленькие пульки. Они больно стреляли, и все это почувствовали, включая моих сестер, братьев, родителей и очень многих друзей. В итоге через какое-то время у меня его просто отобрали, потому что была угроза для жизни, для глаз, и для всего такого прочего [смеется]. Тот, что с шариками для пинг-понга, я его добил конкретно, то есть я играл им долго. А вот этот вот с реальными пульками что-то не долго у меня пробыл, и его у меня изъяли.


- Как Вы учились в школе?

- Смотря когда. В начальной школе я учился не очень хорошо, но без троек, по-моему, было. У меня всегда были проблемы с русским языком. Расставить запятые не так или что-то не так там написать – это вообще «за здрасте» было. А уже в средней, в старшей школе стало все намного лучше. В какие-то моменты было лучше, в какие-то хуже – в старших классах было хуже. Я перешел из одной школы в другую после 8 класса. Я перевелся в гимназию. Она была в Самаре, а родители у меня жили за городом километров 30-40. Чтобы не возить меня каждый день, мне купили первую квартиру, когда мне было 13-14 лет. Однокомнатная она была, ужасная и стремная квартира. Но тем не менее я жил всю неделю там и только я жил на квартире и каждый день ходил в школу. Соответственно, supervision было намного меньше, и оценки у меня очень сильно съехали. Поэтому в 10-11 класс, начались репетиторы: по математике был точно репетитор. Это был 2005 год. Я родился до распада союза, но не сильно до. Я выпустился из школы в 2006 году. Когда уже частный бизнес был, и у родителей тоже все в порядке было, они купили мне квартиру. Репетиторы уже все начались после распада: по русскому языку, по математике. По математике вообще все было печально и плохо. У меня были огромные конфликты в школе. По математике я дико ненавидел свою учительницу. Она была отвратительна. Я вспоминаю свою школу вообще с содроганием. Мне если чему-то научило это, то «How not to…». Это были ужасные три года. Я своих всех «сокамерников» - одноклассников – с неприятием тоже вспоминаю. Гимназия для меня была прям наказанием – не любил.


- Были ли какие-то положительные воспоминания со школьных времен?

- Когда они закончились, стали положительными воспоминания. Нет, были какие-то воспоминания положительны. Я организовывал какие-то вылазки. Например, поехать куда-то отдыхать за Волгу – досуг с одноклассниками какими-то. По причине того, что я перевелся достаточно поздно, и у них community уже был сформированный, и меня они не сразу приняли, и до конца,кажется, вообще не все приняли. Как-то смеялись, могли меня «тупым» назвать – это запросто было. Я обижался что-то. Я был абсолютный неформал: у меня были зеленые волосы, например. Я выглядел вообще ужасно, устрашающе. Я не то что бунтовал, а просто, наверное, to break the mould.

Я даже в каких-то олимпиадах участвовал, какие-то места там занимал. Были какие-то интересные вещи, но в принципе сидеть на уроках мне не нравилось. Мне нравились какие-то отдельные предметы, и, опять же, когда тебе нравиться предмет, это чаще всего начинается с того, что тебе нравиться преподаватель. Сначала студенту нравиться преподаватель, а потом уже предмет сам. У меня было всегда так. Мне всегда нравились уроки по биологии, по биологии был абсолютно классный преподаватель. Мы куда-то выезжали постоянно, какие-то ботанические сады, какие-то эксперименты проводили. Был прям такой hands-on. С другой стороны, была эта ужасная математичка. Я никогда ее не забуду, потому что у меня прямо childhood trauma была. Это был конкретный буллинг с ее стороны каждый урок. Вообще никто с этим разбираться не хотел. У родителей у меня были свои дела, и я не хотел и беспокоить по этому поводу. А в школе всем все равно: это была обыкновенная паршивая гимназия, а не что-то такое где я сейчас работаю. Я помню мы ее называли «жучка». Говорить она не могла, она все время лаяла. И лаяла в основном на меня. Для меня до сих пор это такой «антипреподователь». «Как вообще не надо никогда делать, никогда». Все дошло до того, что у меня после года или полтора сорвало абсолютно крышу, и у меня началась истерика в классе. Я весь свой словарный запас нецензурный вылил на нее при всем классе. Кинул в нее какой-то тряпкой даже. Она ходила что-то там жаловалась кому-то. В итоге меня просто перевели в другой класс по математике, и потом я сдал математику на 100 баллов ЕГЭ.


- Это профильная математика была?

- Нет, тогда она была общая, никаких профилей не было. Я буквально за год с другим учителем подготовился. Настолько вот personality значит много в этом. Это больше неприятные воспоминания. А из приятных: это происходило, может быть, с какими-то одноклассниками, но вне школы. Помню, мы ездили изучать «Золотое кольцо», и я всех очень удачно напоил медовухой. Потом меня вызвали на педсовет и сказали, что я provoke алкоголизм среди учащихся. Медовуха она, вроде был казалась, что как квас, но оказалась покрепче. С нами ездила учительница по истории, она была уже более-менее старенькая. Конечно, она с нами не справилась. Она приехала с нервным срывом после золотого кольца, зато мы приехали веселые и хорошие, очень отдохнувшие.


- Начали ли Вы знакомство с экономикой в школьные годы?


- Да, у меня была экономика в школе, но она была очень прям поверхностная. На самом деле, экономика была у меня прям с первого класса. Я не знаю почему, я видимо попал в какой то период, когда это стало очень популярным. Прям с семи лет. Альтернативные издержки, спрос, предложение – это все прям было с первого класса. И у меня была экономика до класса, наверное, 8, до того, как я перевелся гимназию. А после я даже наверное не думал об экономике, я даже не рассматривал ее для major, если честно.


- Что Вы в университете учили получается?

- Я изучал романо-германскую филологию - историю языка – и прикладную лингвистику. Я, можно сказать, специалист по языку. Я даже писал какие-то работы по нейролингвистике, меня даже публиковали в каких-то журналах. Я планировал идти в аспирантуру, но потом у меня произошло разочарование в нашей системе образования огромное, и я сбежал из аспирантуры и из России на очень-очень долго. Экономика пришла ко мне в таком уже очень сильно осознанном возрасте. Я уже закончил университет, начал подавать на магистратуру и решил, что нужно изучать экономику и, собственно, business administration. Я уехал сначала в США, в Сент-Луис, и проучился я там ровно год. Я сделал год магистратуры, и я там работал part-time. Конечно, не очень законно, но работал. Я в принципе всегда студент был очень посредственный. Обычно думают, что учителя — это хорошие ученики. Я в не в классическом смысле учитель. Мне кажется у меня до сих пор такая стадия идет «Поработать по угару». Не знаю, что из этого выйдет, но вроде пока нравится. Если возвращаться опять же к экономике, то да, мне это было действительно интересно: я что-то читал, готовился, поступил. Я получил даже частичную стипендию. Но вот после переезда в США… Я абсолютно не полюбил США. Может быть, просто не удачная локация у меня была. Сент-Луис – это Миссури, юг, на берегу Миссисипи. Там очень много гетто. Там нужно смотреть, куда ты едешь и где ты тусишь. Несколько раз меня там очень нехило колошматили. В неправильном месте, в неправильное время оказываешься, можно пострадать.

Тогда пошел тренд на международные rotations, сначала это сделали университеты большие, по типу NYU (New York University), когда они открыли кампус с Абу-Даби, Шанхае. И вот Вебстерский мой университет, он открыл кампус в Лейдене, это пригород Амстердама, и в Бангкоке. И мне предложили перевестись в Бангкок с полной scholarship, которая полностью оплачивала мой tuition и еще какой-то scholarship на rental. И я прям согласился, даже не глядя. Это было как раз, когда меня очередной раз отколошматили. Они просто сказали, что разницы никакой не будет и диплом будет тот же самый. Плюс они еще сказали: «Мы весь практически свой лучший staff туда перевозим. Мы хотим развивать международной направление, поэтому мы берем своих профессоров, увеличиваем их зарплату и перевозим их туда. И каких-то студентов перевозим туда, чтобы создать diversity». А я был не дурак и поехал бесплатно учиться, тем более, что они мне оплачивали практически всю мою магистратуру, которая была абсолютно недешёвая. Я изучал какие-то азиатские рынки, у меня было несколько стажировок. Одна стажировка была очень классная: Sustainable Development with United Nations. Я месяца 4 прожил в Камбодже, и мы там разрабатывали developmental projects, funding, crowdfunding. Это было очень интересно. Мы там делали не только какие-то бизнес планы и подавали на получение грантов на raising funds, но и я лично строил там какую-то часть водопровода.Мы сразу учились и стажировались, поэтому у меня это очень надолго растянулось. Я путешествовал очень много. В основном с рюкзаком, потому что деньги все равно были ограничены. Но я получил все, что я мог от этого. Даже поработал accounting executive. Там был фирма большая по пошиву вещей для регби. У них был главной офис в Бангкоке. Я работал в accounting достаточно долго, около года. И я тогда понял, что это точно не для меня, что я ненавижу вот эту deskwork. Там было минимум коммуникации и было очень скучно и неинтересно. После этого уже моя магистратура подходила к концу, и мне предложили: «Давайте еще одну ротацию сделаем, пойдешь в Амстердам?». Я говорю: «Поехали!» В Голландии полтора я года прожил.


- Это все еще магистратура?

- Да, это все магистратура, у меня двойная магистратура была: у меня был MBA и вот Masters of international economics. Все свои required courses я взял либо в США, либо в Бангкоке, а на Голландию у меня остались почти все элективы. Можно было брать [курс] почти из любой сферы. А вот этот Голландский кампус он был famous for international relations. Там был и Гаагский суд, и Европейский суд. И я все, которые мог брать элективы, брал из international relations, потому что их преподавали послы. Посол США в Голландии преподавал у меня курс по US foreign policy. Преподавали были прям practitioners. Это было очень круто, а по бизнесу там наоборот была очень слабая программа. Соответственно, у меня там был последний курс, который все завершает. И я тоже очень долго это все делал – это можно было сделать за полгода, а я сделал за полтора. Я работал, путешествовал тоже очень много, отдыхал. Учеба для меня там была не на первом и даже не на втором месте. Я не сильно торопился, потому что для меня это не несло никаких затрат, ну кроме жилья. Когда я переехал в Голландию, мне уже никто не платил за жилье, поэтому приходилось работать уже. Но работы хорошей, конечно, не было никогда, потому что мы для Голландии, для ЕС, третий класс. Сначала работой обеспечиваются сами голландцы, потом граждане Евросоюза, а потом уже все остальные. И когда до третьего доходят, уже в принципе работы никакой нет.


- Какие были в вашей семье традиции?

- Трудно сказать. У нас не было таких традиций, что мы там собираемся за чаем или что-то еще. Мы как-то все существовали в каких-то разных плоскостях. Я не могу сказать, что мы там не близкие люди, но такого, что мы, например, каждый вечер собирались или что-то еще не было. У меня родители пошли в бизнес после распада Союза, так как появилось очень много возможностей. Они очень много работали и, соответственно, видел я их очень мало. Плюс к этому я съехал от родителей очень рано, в 13 лет, уехал и видел их дай бог раз в месяц после этого. Сильных традиций семейных у нас как таковых не было, там, сесть и испечь пирог, - нет, не было.


- Как проходили семейные праздники?

- У нас в семье праздники особо не отмечались. Дни рождения только и еще что-то такое. Приезжали какие-то родственники. Семье у нас была очень большая, потому что в семье моей бабушки по линии матери было 16 детей. Соответственно, родственников было очень много. Я до сих пор всех не до конца знаю. Кого-то я видел, кого-то я не видел. Родственность это в принципе не мой конек. Когда-то собирались по каким-то праздника. Я большей частью либо с друзьями, либо с двоюродными братьями и сестрами. Я примерно кого-то знаю, кого-то – нет. С какими-то мы виделись достаточно часто, с какими-то я до сих пор поддерживаю общение. Вот у меня у мамы родная сестра, у нее две дочери – мои две двоюродные сестры. Одна живет в Тольятти, вторая живет в Германии. Мы достаточно часто с ними встречаемся, как-то поддерживаем общение.


- Как вы добывали карманные деньги в школьное время?

- У меня в принципе проблем не было, мне родители карманные деньг давали, они зарабатывали достаточно неплохо по тем временам. Но меня никогда этим не баловали. Покупать сладкий стол на всю школу – такого у меня не было. Уже в более сознательном возрасте, 8-9-10 классы, я точно работал практически каждое лето вожатым лагере. Тогда начинали организовываться лингвистические лагеря, где нужно было говорить только по-английски. Соответственно, я сразу туда вписался, потому что я говорил достаточно неплохо даже тогда. И какие-то там деньги более-менее нормальные я зарабатывал. На себя хватало. То, что листовки расклеивать – я этим никогда вообще не занимался. Я выбирал что-то, что было веселое для меня лично. Вожатые всегда ездили отдельным каким-то коллективом. Мы были друзья все, и мы ездили вожатыми в определенный лагерь в определенную смену. И дети были явно не фокусе нашего внимания тогда. Нам было важно вместе потусить, сходить куда-то, отдохнуть. А дети как-бы тусили вокруг нас, мы что-то с ними делали, какие-то активности проводили. Как бы следили, чтобы дети сильно не убивались, более-менее ели и не расшибли голову. А так, мы ездили чисто пообщаться с друг другом.


- И плюс еще денег заработать.

- И денег заработать, за это платили очень хорошо. Это был частный лингвистический лагерь. Даже тогда за смену двухнедельную могли заплатить тысяч 25-30. А для 2006 года это было очень много. Организация называется Альянс Франсез, организация французского языка, то есть они в основном обучают французскому. А мой основной язык был французский, английский вообще далеко не основной у меня язык, даже не второй и не третий. Английский я выучил уже после немецкого и французского. Но основной язык в лагере был английский конечно. Там были очень состоятельные семьи. Это был первый и единственный лингвистический лагерь в области, поэтому все состоятельные родители хотели, чтобы дети за лето выучили язык, чего они, конечно же, не делали. За три недели сильно подтянуть язык было нереально. Это было чисто поболтать с какими-то носителями. Они выписывали туда нас вожатых русских и парочку вшивых каких-то носителей, которых я не знаю где они подобрали. Эти носители всегда выглядели так, как будто их подобрали на Казанском вокзале, привезли сразу в лагерь и с тех пор им не давали ни еды и ни помыться. Но это были первые носители, которые приезжали работать. У них не было высшего образования, а педагогического - тем более. Они просто говорили на языке, и детям в принципе хватало. Не было никакой методики и педагогики. Это просто было «для поболтать», что в принципе всех устраивало. Афроамериканцев выписывали очень много, их было легче всего найти, потому что это были студенты, которые учились в наших медВУЗах. Их просто на лето забирали, предлагали какую-то зарплату более-менее, может быть, чуть побольше вожатской.


- Они тоже на английском говорили?

- Да, но у них такой английский, что хоть стой, хоть падай. И вот они тоже там болтали с детьми. Во многих сменах я преподавал именно английский, даже один раз французский вроде, потому что некоторые просто не приезжали или, например, уходили в запой. Соответственно, меня просили подменить, и поэтому деньги выходили довольно хорошие за эти 2-3 недели. Плюс ты отдыхаешь в лагере: какие-то процедуры, массаж, ЛФК и прочее. Плюс друзья твои там работают. Это был такой летний hangout достаточно хороший. И вот так вот какие-то деньги мы зарабатывали. Ну а потом уже в классе 10-11, на первом курсе университета уже репетиторство какое- то пошло. Но это конечно были какие-то смешные деньги тогда: тогда все было сильно дешевле, и плюс опыта не была – студенты.


- Как вы стали учителем после магистратуры?


- Это очень интересная история. By accident, by complete accident. Я всерьез это никогда не рассматривал. Я думал, что я буду, где-нибудь бумажки перебирать. Но, когда я отучился в Голландии и выпустился из университета, был очередной кризис, это был 2014 год. Была огромная безработица по Евросоюзу, и в Голландии тоже. Соответственно, было очень трудно найти работу. Я работал bartender и bouncer в баре в центре Амстердама. В принципе я мог и до сих пор там работать, потому что это оплачивало жизнь полностью: хватало на все. Но проблема была в том, что ВНЖ такая работа не дает. Я пытался найти другую полноценную работу, но я ходил, наверное, на интервью 40, и везде мне говорили: «Вы нормальный, но не из Евросоюза. Вас тяжело будет оформить». В итоге я впал в какую-то ужасную депрессию из-за этого, так как я очень хотел остаться. Это до сих пор моя любимая страна. Мой любимый город – это Амстердам, обожаю и стараюсь там как можно чаще бывать. Но не получилось. Из Амстердама я вернулся обратно в Бангкок. В Бангкоке я вернулся на старую работу в accounting, но перспективы там абсолютно никакой не было, плюс там мало платили достаточно. И еще мне опять не смогли оформить рабочую визу. И я как так подрасстроился: «У меня два Masters, MBA. И что толку? Ничего из этого не вышло». Один мой друг, с которым мы учились и в США – он американец Jeff – в университете, и потом в Бангкоке, говорит: «Я сейчас в Китае работаю и преподаю экономику. Здесь нехватка. Поехали». Я посидел подумал и решил, что надо попробовать. Тем более вариантов других нет, а платили (в Китае) достаточно хорошо: несколько тысяч долларов, вместе с оплачиваемым жильем, ежегодным перелетом туда-обратно и тремя месяцами оплачиваемого отпуска. Я тогда не имел вообще никакого представления о том, как преподавать, а тем более экономику. Я изучал какую-то международную экономику, но макроэкономику и микроэкономику – вообще нет. Я все это изучал на месте практически. Но мне повезло, потому что я попал в start-up школу. Это была школа, как все в Китае, investment project. Я приехал в этот городишко, Ичан он назывался, на берегу реки Янцзы. Одна часть этого города была куплена одной группой компаний: они строили upscale Spanish villas, но на китайский манер, конечно. И чтобы развить инфраструктуру, они бахнули вот эту международную школу. Ошибка их была в том, что управлять этой школой назначили людей, которые не имели абсолютно никакого отношения к образованию. Они занимались construction, а в Китае считается, как и в любой коммунистической системе, что, если ты идейный, ты будешь хорошо работать в любой сфере. Может быть, с китайским образованием это бы и сработало, но когда ты когда ты начинаешь давать международной образование международной квалификации то получается плохо. Это, конечно, был не международный бакалавриат – они бы никогда не получили бы аккредитации – но было плохо. Они преподавали A-Level. Аккредитацию A-Level намного легче получить, там почти ничего не нужно сделать. Я приехал к октябрю и начал преподавать. Меня, конечно, поражал размер всего этого проекта. Это выглядело как Хогвартс: башни, мельницу построили зачем-то. Школа была comprehensive в том плане, что начиналось все с 2 двухлетних малышей и заканчивалось выпуском из школы. Там было здание детского сад – башенки какие-то. У них даже был свой зоопарк. Денег было вбухано неимоверное количество. Мне с первой школой, можно сказать, повезло, потому что я увидел, что такие школы могут быть. После российских школ, это казалось просто нереальным. И если бы они смогли бы все хорошо организовать, была бы шикарная школа. У них все facilities и capacities были: они построили школу нормально, оборудовали классы более-менее хорошо, в качестве опции на физкультуре был гольф клуб – они ходили играть в гольф. У них также была стрельба из лука, конный спорт. Школа была прямо очень upscale. Но это был, по-моему, единственный плюс. После того, как я там пожил, начали вырисовываться большие минусы той системы: школой неправильно управляли. Но у меня опыта, конечно, было очень мало, и я в принципе никогда не жалуюсь на то время, хоть я там проработал всего год – я больше не выдержал. Там был абсолютно неадекватный менеджмент: они не понимали, что они хотят сделать, для чего они хотят сделать. Они понимали только: богатство, богатые родители и дети.

Мне дали два класса по экономике. Мне дали выпускной класс, а так как это был первый год они его просто набрали. Здесь (В Летово) сделали умнее: сразу не набрали 11 класс, а «выращивали» постепенно, начиная с 9 класса. А там из-за денег они сразу набрали 11 выпускной класс. Это было безумие какое-то. Набрали детей с абсолютно разным уровнем: были более-менее адекватные, которые немного говорили на английском, а были те, которые вообще не говорили на английском. Они говорили три слова: "I, hello, me, my name, Starbucks, my name is Chanel" Была девочка, которую звали Шанель. Это была такая tacky Chinese girl, у которой очень много денег и которая пихает их во все подряд. Она была вся брендирована. Её звали Шанель и она была вся в Шанель. А в те году я преподавал очень плохо. Я сейчас вспоминаю себя, и мне прям становиться тошно. Я так плохо преподавал. Я сейчас бы себе того времени просто вот так выкинул с работы. Но у них не было выбора, и они меня как-то терпели, да и дети не сильно жаловались. Я сразу начал очень много требовать, и это было неадекватно абсолютно, потому что они не вывозили вообще. Они говорили на очень посредственном английском, если говорили вообще, и сдать какой-то A-Level – это была нереальная задача для них. В итоге они его сдали на C или на D. Там F была провал, D – pass, а C для них была победой. Но 10 класс, который мне дали, я смог с ними что-то сделать. Но я их не довел до конца, потому что меня настолько все уже сводило с ума в этой школе, что я отработал год и уехал сразу. Более того, там было очень скучно, было очень мало англоговорящих иностранцев, а по-китайски я говорил очень плохо тогда еще. Поэтому я каждые выходные практически улетать в Шанхай, где был большой community, друзья у меня там даже появились. И так летать было очень дорого: туда обратно каждые выходные. Я потом уже смеялся: у меня было очень много знакомых русских, которые тоже отучились на лингвистике и им очень тяжело было найти работу. Они работали репетиторами, преподавали что-то. И я троих прям очень хороших друзей в эту школу перевез. И получилась такая подстава: они приезжали, думая, что мы будем тусить как-то, веселиться, а как только мы их оформили в школе, я ушел из школы и уехал вообще оттуда. Я переехал в Шанхай уже. В Шанхае я тоже работал в школе, там я уже преподавал более-менее осознанно. Я там тоже A-Level преподавал, год я, по-моему, там проработал. А потом вот уже я переехал в Пекин, и там уже я проник в бакалавриат (IB). В бакалавриат проникнуть очень тяжело.


- Даже в такие не очень топовые школы?

- Да, вот именно, нужно было начинать с нетоповых школ. Мне просто очень повезло: я сразу попал в топовую. Моя школа в Пекине, в которой я начал преподавать IB, она предлагала 3 программы: AP, A-Level и IB. Меня наняли на A-Level, так как у меня опыт был только в A-Level. Но так получилось, что я из них смог выдавить 1 свой первый класс SL IB. Мой первый IB класс – это была SL экономика. Было 22 человека в классе, это был абсолютно небывалый, мне казалось, уровень. Это была лучшая школа в стране: High School Affiliated to Renmin University. Я каким-то образов туда просочился: прошел какие-то интервью. Я был очень доволен: была хорошая зарплата, жилье дали, находилось все в Пекине. Преподавание даже стало в радость стало: дети были вообще шикарные абсолютно. И IB меня, конечно, поразило: был совершенно другой уровень детей, и программа сама была офигенная. Мне сразу понравился и CAS (Creativity activity and service); я же был CAS координатором: я какие-то вещи там делал, мы куда-то ездили. То в Пекинский зоопарк вычищать дерьмо за макаками, то в библиотеку местную поехали, пока они (ученики) там что-то не сломали. Мы постоянно делали какие-то добрые дела, которые заканчивались почему-то очень плохо всегда. (смеется). Мне еще сразу дали TOK преподавать – ошибка моей жизни, потому что TOK не хочет преподавать никогда никто. Никто не понимает, о чем это, и очень мало преподавателей в принципе используют ТОК на своих уроках. ТОК – это была для меня пытка. Я не знал, как его преподавать. Однако мне очень повезло: у меня координатор был очень опытный и он буквально меня по пальцам учил как преподавать ТОК. Он в параллели вел пару классов, и я вел один. Я как вспоминаю свое первое преподавание ТОК: это было ужасно. Мне кажется дети просто ржали сидели большую часть времени надо мной. И мне очень часто казалось, что некоторые дети понимают ТОК лучше, чем я. Но потом как-то набиваешь в этом руку и даже становишься не хуже всех, по-моему. У меня потом уже даже самооценка поднялась: я увидел, как другие преподают ТОК в разных школах, и понял, что в принципе то не все так плохо.


- И получается в Летово Вы попали после китайской школы?

- В Летово получилось абсолютно случайно: я такой человек, у меня никогда ничего запланированного не сбывается, все идет по одному месту. Но всегда заканчивается как-то в лучшую сторону все. Я с Китаем покончил, потому что у меня оба родителя сильно заболели коронавирусом. Сильно – это ИВЛ (Искусственная вентиляция легких), оба, одновременно. Поддержки у них здесь никакой не было, и, естественно, я говорю, что мне нужно лететь обратно, так как у меня родители в состоянии очень плохом – мой долг такой. А моя школа сказала: «Мы тебя так долго вывозили сюда, мы тебе сделали визу, билет оплачивали за 7000$. Мы тебе ждать обратно не будем. Уходя – уходи. Сейчас поедешь – контракт заканчивается». Я говорю: «Все, окей, понятно, давайте». У них год учебный до июня, а я улетел в начале мая. Но тогда уже было все равно: уже IB экзамены начались, и не было никаких уроков.И я прилетел сюда. Как раз прилетел, когда родители уже на поправку пошли, их сняли с ИВЛ. Я тогда уже стал думать: «Обратно в Китай уже не въехать. Можно конечно, но нужно заново было все два месяца оформлять. А с другой стороны уже это все так надоело, и в принципе у меня очень хорошие savings были: я в Китае работал долго, много, и там savings potential очень большой. Я подумал и решил, что поеду-ка я на дайвинг, наверное. Дайвинг в моей жизни появился в Бангкоке. В Бангкоке я получил open water certificate, и с тех пор, когда у меня в Китае три месяца отпуска, два месяца летом, один зимой – Китайский Новый год, я всегда уезжал на дайвинг. Брал новые курсы, обновлял лицензии - все выше выше выше. В итоге я даже получил лицензию, что могу обучать дайвингу. Но по большой части это все было для себя – мне нравилось просто подайвить. И приехав в Россию в 2021 году весной, я уже связался с друзьями на Ломбоке - час езды от Бали на катере, это Индонезия. Там организовали несколько research centers по изучению и защите акул. А я дайвер и shark specialist. Я ныряю с акулами конкретно, мы как-то за ними ухаживаем, расчищаем там что-то, анализируем какие-то анализы кораллов. Я собирался годик поработать с ними лаборантом каким-нибудь. Это моя вторая как бы специальность, которая тоже была получена по приколу (смеется). И был у меня еще вариант поучиться месяцок и пойти на tech diving. Tech diving – это убийственная абсолютно профессия. Это когда тебя в капсуле опускают на месяц под воду на 100-120 метров, и ты буришь там нефть, устанавливаешь трубы, сваркой какой-то занимаешься. Этим мне предлагали заняться в Швеции или в Норвегии. И платили там очень даже хорошо. Но это очень сильно сказывается на старении. Я и так не очень хорошо выгляжу, а еще если поработать на tech diving, то это сразу дом престарелых. И вот пока я думал, со мной связался HR Летово и говорит: «А вот у нас есть здесь такая школа и нам нужен преподаватель по экономике». А я еще говорю: «У вас сбежал что ли кто-то?». Ведь школы все международные нанимают в декабре или в январе максимум. А это был уже июнь. Такое (сбегают учителя) часто случается. Это у иностранных учителей называется midnight run: когда они ночью втихую пакуют чемоданы и валят из школы, потому что все настолько плохо – я много раз такое видел. Я говорю: «Что случилось? Midnight run? ». Я так и не понял, что случилось, но они мне в итоге говорят: «Давайте мы организуем Вам интервью, и Вы поговорите. У нас здесь есть замечательные преподаватели, community. Плюс вы по-русски говорите – это такое преимущество будет. Нам очень нужны такие специалисты. И мы готовы вам вот столько-то платить» -что в принципе не отличается от Китая нисколько. Мне стало интересно, и я думаю: «А дай-ка я съезжу, посмотрю». Я приехал, посмотрел, мне экскурсию провели. Со мной никто не говорил, я просто хотел facilities посмотреть. Я говорю: «Клево, молодцы. И такое в России». Но это было уже после. До этого мне организовали интервью с Мадленой Львовной. Это был очень интересный разговор с Мадленой Львовной – у меня такого интервью никогда не было. Мы прям сразу с Мадленой Львовной нашли общую волну. Мы вообще в принципе так с ней на одной волне – оба такие интересные люди. Мистер Эдвардс мне там какие-то решил вопросы задать по экономике, но это был так, чтобы не нанять какое-нибудь нечто, которое ничего не знает. Ну и мы очень быстро с ними как-то договорились. И я решил: «Ну ладно. Вот на год я попробую. Если все будет очень плохо, то я поеду к акулам своим». Я абсолютно мобильный человек. У меня квартира до сих пор полупустая: собрался и уехал. Но я как бы вроде даже влился. Пока остаюсь на следующий год, а там посмотрим. Сработались и с Мадленой Львовной, и в принципе со всеми. Я достаточно быстро адаптировался, обычно это у меня намного больше времени занимает. С Летово тоже случайно получилось, но, опять же, это приятная случайность.
- Как на Вас повлияло 9/11?

- Мне было 11 лет. Никак. Что-то показывали по телевизору. Я там не жил, я мало kinship чувствовал с США: что можно чувствовать в 11 лет? – ничего. Я позже уже смотрел, осознавал насколько это было трагично, но в тот момент – нет, ничего.


- Какой период жизни запомнился Вам больше всего?

- Пока память меня не подводит - все запоминается (смеется). Самые яркие, наверное, были университетские годы. Соответственно, жизнь в Бангкоке мне очень запомнилась: это было очень ярко, очень весело, очень много друзей, поездок, путешествий. Я помню, как мы работали две недели волонтерами в лагере для слонов: мы мыли слонов. Это было в Таиланде, в какой-то глубинке. Нашли какой-то shelter для слонов, где были либо старые слоны, либо с какими-то повреждениями. И вот мы там за ними ухаживали: кормили, мыли, что-то приносили. Вот какие-то такие моменты, они вспоминаются очень-очень ярко.


- Как Вы запомнили политические настроения в период вашего детства?

- В 90-е я был абсолютным ребенком: мне было от двух до 12 лет. Я помню, что было страшно, потому что родители стали заниматься бизнесом. Я помню, как к нам приезжали натуральные бандиты отжимать, откаты просить - часть прибыли. Естественно, мне никто ничего не говорил, но я сейчас уже вспоминаю и понимаю, что это были за люди и чем они угрожали. Родители были, конечно, напуганы – тогда многим угрожали: малым бизнесам, средним. Не знаю, можно ли назвать это политической жизнью. Наверное, это больше социальная. Хотя и в политике было то же самое. Заказные убийства бесконечные: Листьев, Старовойтова и прочие. Очень много убивали. Я помню, я приехал к бабушке в Самару, а внизу там жил какой-то политик. И я просто я выхожу с утра и смотрю, а там перед лифтом лужа крови и мозги, голова рассеченная. Его просто пристрелили – заказное убийство в подъезде. Я помню достаточно хорошо это время. Я помню, очень много людей ходили голосовать в 1996 году – мне тогда было 6-7 лет. Все пошли голосовать за Ельцина – за немощного этого старика. Тогда агитационная система работала хорошо.


- Говорят, самые честные выборы были?

- Я не знаю, трудно сейчас судить. Но по сравнению с тем, что было после, конечно, да. Это было максимально честно, если можно говорить о том, что выборы бывают честными когда-либо. Я не считаю, что они были честными, но я думаю, что они были честнее. Они выглядели более-менее соревновательными, были какие-то агитки – классический выборный сериал. Мне тогда было абсолютно все равно – 6-7 лет. Но вот сейчас я про это читаю, что-то смотрю – это было классно, это было интересно.

Меня еще очень сильно тогда пугали взрывы домов. Серия терактов на Каширском шоссе. Мне казалось, что нас взорвут. Хотя мы жили в частном доме – кому мы были нужны.Частный дом двухэтажный, в пригороде Самары – да, нас взорвут. Но я был ребенок – было страшно. Так и не выясняли, кто как (взрывал) – Чеченцы. Сама чеченская война мимо меня прошла. Мы знали, что была война, но я четко помню почему-то, как она закончилась: 1998 год, вывод войск, все так праздновали, как классно, что все это наконец-то закончилось. Было относительно страшно, но, может быть, из-за того, что я ребенок, было не так страшно, как, например, моим родителям.


- Какой у вас любимый жанр музыки?


- Ой, я всеядный на самом деле. Я очень люблю поп-панк: Panic! At the Disco, Avril Lavigne. В последнее время я люблю электронный такой гранж. Причем достаточно старый, каких-нибудь 10-х годов. Но у меня может быть что угодно: от Монеточки до "Call me maybe", каверы всякие тоже. (Смотрит в плейлист) Simple Plan, The Pretty Reckless, Youth Group, Troye Sivan. Из нашего у меня очень мало, потому что до какого-то времени слушать это было невозможно: Кристина Орбакайте, Алла Пугачева. Из нового мне нравиться: Feduk, Монеточка. А если прям из нержавеющей российской классики, то это, например, Земфира, Би-2. Я не фанат абсолютно, но я считаю, что это было относительно качественно по сравнению с всем тем, что на нас выливалось: вся вот эта фабричная нечисть, которая выливалась со всех фабрик звезд, эти безголосые девушки с молодыми людьми. Они пели, на них ходили, и я даже ходил – это было модно. А так, я очень не mainstream в этом плане: я какие-то вещи слушаю, которые ложатся на слух. Есть такая певица Эмилиана Торрини, она из Исландии. Это абсолютно просто классная музыка. Она какая-то слегка исландская. Все зависит от настроения на самом деле. Поп-панк, легкий поп-рок, либо лаунж, например, Босанова – стиль такой, можно услышать в кофейнях каких-то, что на фоне стоит. Я вообще в тишине никогда не живу, у меня всегда играет музыка, всегда, даже когда я ложусь спать, - я сплю тоже с музыкой.


- Какие у Вас любимые книга и фильм?

- У меня с книгами интересная ситуация. Я осознаю, что это очень плохо, но читаю я немного, потому что я перечитал. Мое университетское первое образование – меня заставляли читать все. Там были списки огромные. У меня же была лингвистика, а в это всегда входит очень много литературы. Я в принципе очень начитанный, но почему-то после этого я видимо переел. Я читаю только то, что я прям вижу и мне очень хочется прочитать. Последнее время я читаю все про современное искусство: «Как продать за 12 миллионов чучело акулы»


- То есть non-fiction?

- Non-fiction, да, абсолютно. Fiction я не читаю. Хотя я из поколения Гарри Поттера и я в принципе могу посмотреть фильмы, но я от силы прочитал одну книгу Гарри Поттера. Властелина колец я не люблю. Ни фильмы, ни книги. Я не по фэнтези и не по фантастике – я живу в реалиях нашего мира. Что-то я читал по экономике даже: «Seriously curious». «Bad days in history» тоже читал. Михаила Зыгаря я вот читал недавно, потому что мне его все советовали очень долго. Называется: «Империя должна умереть». Ничего, можно почитать. Скачал я книгу про биографию Мишель Обамы. В итоге прочитал я 10 страниц – фигня. Может быть, на любителя – я не знаю. Мне очень нравится, когда в книгу компонуют сбор блогов о путешествиях. Есть Даша Пахтусова – девчонка, которая путешествовала по Бали, по США и писала все в своем каком-то блоге в ЖЖ, а потом это все скомпоновалось в книгу, и вот я прочитал всю книгу. Это было очень интересно.

Про любимый фильм будет очень тяжело, конечно, сказать. Я каждый год смотрю что-то новое. Что-то заходит, что-то не заходит – как и всем. «Игра Престолов» мне нравились какие-то сезоны. «Игра в Кальмара» тоже я посмотрел. В основном сейчас, наверное, пошло все на сериалы больше, чем на фильмы. Я очень люблю мистику, очень люблю ужасы. Не то что ужасы. Хорроры-мистики про всяких каких-то существ, заколдованные дома.


- «Очень странные дела» может быть?


- Типо того, это я вообще смотрел на одном дыхании. Есть фильм такой «The skeleton key» - по-русски его перевели как всегда очень коряво: «Ключ от всех дверей» Вот, он 2005 года, и там играет Кейт Хадсон. Это очень классный фильм. Он про какие-то там худу-вуду колдовство. Он очень такой мрачный, и там прям атмосфера южных штатов США. Очень советую посмотреть – это очень классный фильм. Он прям жуткий, нагнетающий. Я не люблю, где много кровищи. По типу «Пила» - я не люблю такое. Мне нравиться, где мало крови, но идет прям такое нагнетание.


- Есть ли у вас кумир или ролевая модель?


- Вообще в принципе нет, мне какие-то люди нравятся чем-то. В каждом человеке есть определенная порция [чего-то отвратительного — прим.]. Поэтому кумиром ставить кого-то – это, конечно, совершенно неправильно. Есть люди, на которых можно ориентироваться в каком-то плане. Считается, например, что зависть – это плохое чувство. Я так не считаю. Я по-хорошему могу завидовать каким-то людям, потому что они хороши в чем-то. Например, в плане упорства, есть такой игрок в теннис Хуан Мартин дель Потро, Аргентинец - я очень люблю теннис и смотрю все абсолютно и знаю его очень хорошо. Он очень высокий, двухметровый чувак. Он играет прекрасно в теннис, но у него всю жизнь травмы, травмы, травмы. У него гениальная игра, но тело абсолютно не построено из-за высокого роста – хрупкий очень скелет. Если бы не травмы, он бы был просто величайшим игроком. Он и так великий, но, если бы не травмы, он бы был просто легендой. Он никогда не сдается. И у меня вот лично такая вот политика: никогда нельзя сдаваться. Всегда можно найти какой-то план B, C, D, E. Руки опускать и впадать в уныние – это прям «фу». У нас в России очень много уныния, я считаю. Есть люди, которые прямо впадают в него и им прям наслаждаются. Я вот это терпеть не могу!


- Какая у вас мечта?

- У меня нет какой-то большой мечты: заработать столько-то достичь того-то. Я очень приземленный человек: я мечтаю какими-то маленькими шагами. У меня мечта сейчас, чтобы я летом уехал в Таиланд обратно. Чтобы не было ни ковида, ничего такого. У меня есть хибара на острове в Таиланде, я купил себе хибару. Я туда приезжаю всегда на дайвинг: работаю инструктором, либо просто для себя подайвить, пообщаться с людьми. Там многие живут уже десятилетиями – я у них учился дайвить. А я наездами там: обычно раз в год приезжал, а сейчас меня вот нету уже второй год. Я вот уже думаю, что мою хибару там уже разнесли. Вот у меня мечта летом туда слетать: удачно прилететь, доехать до этого острова, что в принципе очень тяжело сделать. На автобусе 12 часов от Бангкока, потом на катере еще полтора часа, после катера еще на частной лодке еще минут сорок. Это максимально далеко от всего. Вот такая мечта у меня краткосрочная мечта.