Год рождения: 1957

Место рождения: Ленинград

Детство и военный городок

Скорее всего, первое воспоминание – приезд родителей в военный городок: мы жили в каком-то деревянном доме, и мне запомнилось, что я сидел где-то под лестницей. Или как я пошел в школу: играл оркестр, была замечательная теплая погода, светило яркое солнце, помню ощущение радости. Мама меня тогда фотографировала: на снимке из первого класса у меня на груди значок с Медным всадником. Вот это я запомнил!

Мама очень гордилась, что мы все из Ленинграда – это же был военный городок, там «сборная солянка»: все из разных городов. Она поэтому выделила меня, нацепила этот значок, чтобы все знали, что я — из Петербурга, из Ленинграда!

Я родился в 1957 году. По-моему, когда мы приехали в военный городок, мне было три года. Военный городок только-только строился под Энгельсом (до 1914 года — Покровская Слобода, до 1931 года — Покровск — прим.). Так интересно случилось, что отец служил в тех местах, откуда идет наш род: мой прадед работал машинистом на паровозе в Покровске, и, когда дед ко мне приезжал, он вспоминал детство, учёбу в ремесленном училище.

Сначала нас всех поселили в деревянные бараки, а потом переселили в двухэтажные дома: мы жили всей семьей в двухкомнатной квартире на первом этаже, возле дома офицеров. Потом мама вызвала мою бабушку, Марию Петровну. И вот мы вчетвером жили в двухкомнатной квартире. Я тогда спал на раскладушке.

Я считаю, что это были самые счастливые годы в моей жизни, потому что там было очень привольно: хороший климат, очень тепло летом, а зимы — снежные. Летом, когда родители купили автомобиль, 403-й «Москвич», мы ездили на Волгу. Ехать было недалеко, километров 15, поэтому мы бывали там практический каждый день, когда родители возвращались с работы. Там же я научился там плавать: сначала нырял, потом сам научился – меня никто не учил.

На Волге была очень вкусная рыба. Мы покупали живых осетров — я там осетрины столько съел! Это было начало шестидесятых, еще никакого дефицита не было.

Поскольку это был военный городок, естественно, все мальчишки играли в войну. Я всегда был предводителем – не знаю, почему так случилось. Была и футбольная команда — там я тоже оказался во главе. Потом стали постарше (нас было человек 10, наверное), нам купили велосипеды – всё время гоняли на них.

Еще у нас было такое развлечение: моя бабушка не работала, была домохозяйкой. Мы с ребятами любили ходить в поход, а она всегда готовила нам пироги. Ходили мы недалеко — наверное, на километр от дома, но там уже начинались овраги. Приходили туда, садились у ручья и разговаривали.

Последнее, что мне запомнилось – пионерский лагерь от этой воинской части, очень хорошее место: там у нас было много всяких развлечений. В общем, нами, очень активно занимались — у меня остались очень приятные впечатления от тех лет. Родители хотели вернуться в Питер, а для меня это было самое приятное время. Мы уехали оттуда, когда мне шел 11-й год, я учился тогда в третьем классе.

Бабушки

Бабушку мою звали Мария Петровна Воробьева в девичестве, после замужества — Якубсон. Родилась она 4 июня 1912 года в Санкт-Петербурге. Её маму – мою прабабушку — звали Екатерина, а моего прадедушку звали Пётр (бабушка его не помнила) — он погиб в 1919 году, защищая Петроград от Юденича.

Был интересный случай: у моей прабабушки была грамота о том, что её муж погиб, защищая Петроград от Юденича. Эта грамота была подписана Каменевым – он был тогда председателем Петросовета, по-моему. Она в 1930-е годы пошла с этим письмом, чтобы получить себе пенсию или хоть какие-то льготы, а ее чуть в тюрьму не посадили: тогда Каменев был уже врагом народа.

А так – моя прабабушка умерла в 1953 году. Она очень любила Сталина: после его смерти у нее случился сердечный приступ. Похоронена на Кладбище памяти жертв 9 января, там же похоронена и моя бабушка, Мария Петровна, которая умерла в 2005 году на 93-ем году жизни. Она пережила войну, блокаду, ее муж погиб на фронте. Очень любила меня, я был ее единственным и любимым внуком: о ней остались самые тёплые воспоминания.

Была бабушка по отцовской линии – это Вера Васильевна. Она тоже была домохозяйкой, никогда не работала. Она была замужем за дедом, генерал-майором: у деда была пенсия 300 рублей, по меркам шестидесятых это были сумасшедшие деньги. Им всего хватало, дом был «полной чашей». Когда мы вернулись в Ленинград – каждый праздник ходили к ним в гости всей семьей. Бабушка ко мне относилась ровно, нормально – «внук как внук», особого какого-то тепла не было. А вот дед меня любил очень: он меня баловал, покупал подарки, постоянно со мной гулял.

Дед

У деда был автомобиль, тоже 403-й «Москвич», мы с ним часто ездили к Финскому заливу – в Комарово, в другие курортные места. Часто гуляли по Невскому, буквально дефилировали: он надевал генеральскую форму, а я шёл с ним за руку. Потом я начал собирать марки. На углу Литейного и Невского тогда был магазин «Глобус», мы обязательно туда заходили, и дед покупал мне марки. А до этого, когда я был еще совсем маленьким, покупали игрушки в небольшом магазине на Суворовском 63. В общем, дед часто со мной гулял, очень хорошо ко мне относился.

Я гордился своим дедом, мне очень нравилось, что он так солидно выглядел. Наверное, и ему было приятно носить генеральскую форму — он очень добивался этого звания. Там была целая история: он служил при Жукове, в Свердловском военном округе. После войны его отправили туда в звании полковника. Когда Жукова сослали, дед его критиковал, что потом сыграло свою роль: Жуков, оказывается, был очень злопамятным, и, когда деду уже должны были дать присвоить звание генерала, Жуков приказ о присвоении звания не подписал. Только в 1958 году, когда Жукова сняли, дед получил звание генерал-майора: тогда он был начальником химической службы Ленинградского военного округа.

Дед родился в 1904 году, в Покровке, закончил ремесленное училище. Из его детских впечатлений: помнит Льва Кассиля — позже известного писателя. Но дружны они не были: наоборот — дед учился в ремесленном училище, а гимназисты часто дрались с ремесленниками. Поэтому встречались они в основном в драках.

В 17 лет дед пошел в милицию оперуполномоченным, позже учился в Одесском пехотном училище. Далее закончил его, женился на моей бабушке Вере Васильевне (она тоже из Покровска), и его направили в Белоруссию. Мой отец родился в Могилёве, а его старший брат, Евгений Викторович, который недавно скончался, тоже родился в Белоруссии – правда, не помню, в каком городе.

Потом началась война. Дед про войну он очень мало рассказывал — не любил вспоминать. Войну он встретил под Брестской крепостью. Он успел посадить в последний поезд дядю Женю, моего отца, и свою жену Веру Васильевну. По-моему, у Евгения Викторовича книга есть – он там рассказывает, как началась бомбежка, как все горело, орало и взрывалось. Дед их буквально затолкал в уходящий состав – и таким образом спас. Потом дед вернулся в часть, и месяца три Вера Васильевна не получала писем, не знала, что с ним. Позже выяснилось, что они три месяца были в окружении: дед в этих обстоятельствах проявил себя героически. Он был награжден «ценным подарком — это официальная формулировка: тогда не было ни медалей, ни других наград, чтобы вручить – и его наградили первым, что попалось под руку, портсигаром. Портсигар был его первой военной наградой.

Что еще говорит о том, что дед был хороший офицер – еще до войны он был награжден орденом «Знак почета». Это говорит о многом.

Родители

Отец мой родился в Могилеве 24 февраля 1937 года, а матушка — 29 мая 1936 года в Ленинграде, где они и познакомились после войны.

Отец учился в мужской школе, которая находилась на улице Бабушкина. Рядом была женская, в которой училась моя матушка – тогда было раздельное обучение. Но на вечеринках, на танцах, можно было познакомиться, так что это школьная любовь. К тому же и жили они недалеко друг от друга: деду дали квартиру на первом этаже дома на Московской улице – теперь она называется Крупской – а мать жила в деревяном доме, на улице Седова.

Мать рассказывает, что отец часто приходил к ней домой. Потом за ним приходила бабушка — Вера Васильевна — и звала его: «Вова, Вова!», чтобы он шел домой. Они тогда были еще школьниками 17-летними, и вот: впереди идет бабушка, а за ней идет сгорбившийся отец, которого зовут обратно домой. В 1957 году они поженились, им было около двадцати.

Мой отец был офицером, закончил Академию связи, затем служил в воинской части, был инженером-связистом. Сейчас всем известно, что в той части хранилось и до сих пор хранится ядерное оружие. Они постоянно выезжали на полигоны, он занимался обеспечением связи. Рядом с воинской частью – энгельсовский аэродром. Часто показывают, как летают бомбардировщики «Белый лебедь» – это вот там находится. Он обслуживал это хранилище ядерных зарядов, которое там находилась.

А мать закончила химический техникум – она работала в химической лаборатории. Как только мы приехали в Питер, матушка нашла работу химика в ювелирной мастерской в Гостином дворе. Потом перешла на работу на ювелирный завод «Русские самоцветы», а позже перешла на работу в ОТК «Русские самоцветы». Потом, когда уже образовалась госприемка, она перешла туда, и это было последним местом её работы перед пенсией.

Мои родители развелись. Виноватой в этом была, как я считаю, мать: она — с мужским характером, очень властная женщина. А отец – наоборот, мягкий. Моя бабушка Вера была очень мягкой, а дед – жесткий такой товарищ. Отец был очень мягким, мама его подавляла постоянно: «то не то, то это не так». А у отца была большая склонность к спиртному, и он в конце концов стал алкоголиком. Дошел до того, что без выпивки не мог и дня провести: просыпался, выпивал, опять засыпал. Хотя человеку было все дано: у него была двухкомнатная квартира на Суворовском проспекте, и пенсия была прекрасная – 250 рублей. Но не мог он с собой справиться, такая слабость была.

Матушка, слава богу, до сих пор жива. Уже не настолько активна, как раньше, но все еще боевая: до последнего времени она была помощником депутата Заксобрания. Была членом партии «Справедливая Россия», состояла в руководстве. Уже лет десять, как она отошла от дел – тяжело, здоровье не позволяет. Ей сейчас 85. Она единственная осталась из «могикан», как я их называю: дядя Женя, тетя Эмма, мой отец. Они очень хорошо дружили, кстати, когда приезжали в Питер – все время заходили в гости, приглашали нас в Москву. Мы были в гостях у дяди Жени с тетей Эммой – это я прекрасно помню. Из них четверых осталась только мама.

Школьные годы

В Ленинграде я вернулся в 1968 году. Самый главный вопрос был с жильем: отца перевели из-под Энгельса с одним условием — у нас должно быть своё жилье. Бабушка была прописана в Ленинграде, так что мы вчетвером жили в 12-метровой комнате в полуподвальном помещении на Московском проспекте — это было ужасно. Мне было негде спать, я спал в одной кровати с бабушкой, а играть приходилось под столом. Помню, мама рассказывала: к нам приходят люди, а Вовы нету. А Вова под столом играет! Там и было мое место.

Мать 15 лет посвятила обмену квартир: тогда нельзя было купить квартиру – можно было только поменять. Отец тогда прилично зарабатывала и как многие военные, так что скоро матушка выменила с доплатой большую 15-метровую комнату в коммунальной квартире, где было ещё с десяток комнат. Я помню, коридор до туалета там было метров двадцать. Потом мы поменялись с 15-метровой на 20- метровую комнату— уже на Клинском проспекте (там я в школу и пошел). Потом обменяли её на 25-метровую комнату на канале Грибоедова — напротив Спаса на Крови, я мог смотреть на него в окно. Позже — однокомнатная квартира, и в итоге — сорокаметровая комната, опять же, в коммунальной квартире, но всего с двумя соседями. Это было на набережной Кутузова, аккурат напротив «Авроры». Вид был, конечно, на миллион! Там началась моя взрослая жизнь: я пошел в институт, в первый раз женился. Так что набережная Кутузова – знаковое для меня место. В Петербурге я пожил во многих местах. Город знаю досконально, потому что мальчишкой бегал везде, по всем дворам.

Читал я очень много. Во-первых, тогда телевизора не было – было всего три канала, два из них начинали работать в пять часов вечера. Делать было нечего – читал книги. Потом, когда болел гриппом, моим постоянным занятием было чтение. Родители поставили мне перегородку из серванта, повесили карту мира, и я увлекся чтением Жюля Верна. Я прочел все его собрание сочинений, которое было в нашей школьной библиотеке: смотрел по карте, как он плавал – там полно всяких путешествий в его книгах. Изучал карту: смотрел, где какие острова и заливы расположены, было очень любопытно.

Еще любил играть в футбол. Мне на день рождения подарили футбольный мяч – тогда еще их ни у кого не было, и я опять был первым. Если кто хотел играть в футбол – шли за мной. И если я соизволил – шли играть вместе. Я недавно ходил на наше футбольное поле там деревья выросли в обхват. Я подумал: «Господи, какой я старый!». А нашего футбольного поля уже нет — всё засажено деревьями.

Еще в военном городке родители купили пианино – и оно прошло со мной всю жизнь. Из комнаты в комнату переезжало, меня им мучили, заставляли учиться музыке, и я это просто возненавидел! Где-то в пятом классе, когда фортепьяно стало плохо работать, родители сказали: «Может, пора новое купить?» А я ответил: «Нет, не надо. Я не хочу, я ненавижу это!». Хотя у меня и отец играл на фортепьяно, и Евгений Викторович – такая семья была — так что меня хотели «подтянуть» к ним, чтобы я тоже играл. Но нет: я любил играть в футбол и читать книги, а не играть на фортепьяно и заниматься сольфеджио.

Но потом бабушка, Мария Петровна, купила мне гитару – вот на ней я играл с удовольствием! Мы создали группу в школе, нам дали комсомольского вожака, который в оркестре работал — он и был нашим художественным руководителем. Нашей солисткой была самая красивая девочка в классе. Мы ее пригласили, и нам, конечно, все ребята завидовали — хотели попасть в нашу группу. А в таксопарке, который был рядом с нашим домом, был клуб – там мы и играли на протяжении года. Сейчас уже, правда, на гитаре не играю – не интересно.

Что любопытно: я об этом не задумывался – у нас была встреча одноклассников спустя 10 лет после окончания школы, и девчонка, которую я не узнал, подошла и, спросила: «Ты играешь еще на гитаре?» Интересно, какое же впечатление я тогда произвел, что единственное, что она запомнила обо мне – что я играю на гитаре?

Что играли? Например, 'Yellow River'. Эта песня прошла через всю мою жизнь. Это группа Christie. Я смотрел по ночам фестиваль в Сопоте: в 1971 году был последний фестиваль, когда его показывали в прямом эфире (как всегда ночью). Так что сидел с магнитофоном и записывал весь концерт. Мы даже сочинили собственные стихи,там такой припев есть:

Только тогда голубела вода,
Когда ты, любя,
целовала меня,
у Желтой речки!

Также на меня повлияли «Самоцветы»: помню, мы как раз приехали в Москву с родителями, поселились у дяди Жени, и на Калининском проспекте как-то купили пластинку «Самоцветов» — потом часто слушали её дома.

Помню свои впечатления, когда первый раз оказался в Москве — ни одной прямой улицы не нашел! Я привык ходить по прямым, по перпендикулярам, а там все… кривоколенное какое-то! Город очень своеобразный... У нас, конечно, тоже эклектика, но дома как будто вровень стоят, как по линии горизонта. А в Москве кто как горазд – один такой, другой такой! Одно дело, ты гуляешь по Невскому, где историческое всё, а другое – по Калининскому проспекту: что там, все железобетон, да стекла эти? Честно говоря, мне Москва не нравится. Я был последний раз, и мое мнение подтвердилось. В Москве я бы жить не хотел.

ВУЗ и армия

После школы я поступил в Ленинградский электротехнический институт связи имени профессора Бонч-Бруевича. У нас схема была такая: полгода мы днём работаем , а учимся на вечером отделении, а полгода мы учимся на дневном отделении. Меня устроили контролером ОТК, и к окончанию учебы я уже работал на заводе старшим мастером ше-стого цеха (в подчинении порядка 150 человек).

После окончания школы мы сидели с дядей Женей, разговаривали, куда мне податься, как мне идти дальше, что мне делать. Он говорит: «Если ты не хочешь служить...» Все, конечно, хотели, чтобы я служил, потому что семья военных – дед военный, отец военный, дядя военный, естественно, меня хотели видить тоже военным. Но я пожил в военном городке, я посмотрел, как это скучно. Там постоянно эти разводы, постоянные тревоги, постоянные смотры эти. Это такая рутина... Я подумал – нет, я не хочу такой себе жизни. Я говорю: «Нет, военным я не буду». Он говорит: «Тогда, если не хочешь быть военным, ты должен быть директором». Я говорю: «Хорошо, буду директором».

Потом, правда, меня всё равно забрали в армию, мне был уже 27-й год. Отправили в Сары-Шаган, на этот полигон, где запускаются сейчас ракеты: я жил в степи целый год. Потом меня по просьбе Евгения Викторовича перевели в Ленинградскую область, в Приозерский район, я служил - в Ленинградской области, под Приозерском, как и в Сары-Шагане тоже, город назывался Приозёрск. И там у них Приозёрск, и у нас Приозерск.

Так как я по образованию связист, в Сары-Шагане меня отправили во взвод связи, там был батальон связи. Чем я занимался? Я был командиром взвода, но чисто номинально, потому что на разводах, стоял только во главе. А так, чем я занимался? Я целый год ремонтировал телефоны, там такие телефоны военные, ТА- 57, с ручкой, которую крутишь и говоришь: «Барышня, барышня!». Вот я их ремонтировал, потому что их скопилось штук 150, наверное, их никто никогда не ремонтировал. А чем мне заняться? В принципе, я там был абсолютно не нужный, и оторванный от семьи к тому же. Единственное, что там хорошо, это озеро Балхаш, где можно было купаться летом. А так — казахские степи — это ужасное что-то! Это бесконечная степь, где очень жарко летом и очень холодно зимой.

Год, когда я служил в армии — самый счастливый! Ко мне приехала моя жена, у нас родился ребенок, так что мы все были вместе, молодые, да и служба для меня была не в тягость. Хотя служил я «по полной программе»: был настоящим офицером, у меня был свой взвод — служба была серьезная, нормальная, взрослая.

После армии мать устроила меня в госприемку: там отработал два года. По партийной линии меня выдвинули в депутаты Кировского райсовета Ленинграда. Там я хорошо себя зарекомендовал: работал рядом с В. Мутко: занимался финансами, имуществом, одним словом, формированием рыночных органов, которых тогда ещё не было. Работал освобожденным депутатом до 1993 года, потом организовал малое предприятие и стал директором – наконец, сбылась мечта! И до пенсии работал в коммерческой структуре – занимался лекарствами, это достаточно выгодный бизнес оказался. Потом бизнес продал, а складские помещения остались, — теперь живу как рантье.

Конечно, 90-е были очень сложными. В 1993 году встал вопрос — куда двигаться? Все обрушилось! Дошло до того, что продали дедовские ордена и дедовскую форму (ту самую, генеральскую, в которой он ходил со мной по Невскому). Денег не было вообще. Но потом открыли бизнес с друзьями: начали торговать прицепами, позже организовали предприятие, потом — торговали путевками.

В 90-е ко мне ходили бандиты всякие, но я всегда был готов договариваться. В итоге их потом или пересажали, или перебили. А я остался.

Чему меня научили 90-е? Не опускать руки! Потому что если ты начинаешь ныть, то ничего хорошего не жди. У моей матери была любимая книжка «Два капитана», и там был такой девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». В 90-е годы мне помогла эта книга, да!

Я был женат дважды. Первый раз – тоже на своей школьной однокласснице, мы поженились, и 80-м году у меня родилась дочка, её зовут Дана. Но через три года мы расстались — мама, в общем-то, нас и развела, если бы не она, мы бы, наверное, так и жили до сих пор. Потом я встретил другую свою жену, Ларису, в 83-м году, в 85-м у нас родился ребенок, Алиса.

Лариса, к сожалению, скончалась в мае 2020 года — умерла от коронавируса. Мы прожили с ней 37 лет душа в душу. Очень жалко её!

Первая жена, Людмила, категорически запретила встречаться моей второй жене с Даной. Я встал на сторону своей второй жены, и говорю: «Если так, то и я встречаться не буду». Потому с дочкой у нас потеряны контакты. Но я общаюсь... Точнее, знаю о ее существовании, что с ней происходит, через свою мать, её бабушку, которая в ней души не чает! Они постоянно созваниваются!

Дана сейчас преподает английский. А вторая дочка закончила ИТМО, факультет «Мировая экономика», и стала страховым агентом. По характеру она очень замкнутая, очень тяжело сходится с людьми — ну уж такой у нее такой характер!

Блиц

В женщинах больше всего ценю, скорее всего, верность. Да, верность! И доброту.

В мужчинах первым делом ценю порядочность. Люблю людей широкой натуры, я сам не жмот, и могу потратиться, потому люблю, когда люди ведут себя так же. Не люблю жадных, для меня это большой порок. Я считаю, что жадность — первопричина всего негативного.

Счастье? Счастье – это когда ты находишься в полном согласии с самим собой!